Как юн июнь и как декабрь сварлив, и как апрель красою неприметен, так месяц август всем старозаветен с монаршим милым именем своим, с луною, как с державою овальной, особенно вот здесь в провинциальной не то чтобы отчаянной глуши, но в древней позолоте вязких кленов вдоль тополей иконно удлиненных на улицах, где в полдень - ни души.
Он царствует на свой особый лад, и гордое, и в то же время - птичье, пусть бывшее, но все-таки величье кладет печать на жизненный уклад скворечен с одиноким переливом, задумавшимся на ветвях наливом, медлительнейшим окриком речным, когда путем заоблачных излучин скорей ладьи выносит, а не тучи, ладьи, но с явным запахом мучным.
Придуманный, но с собственным дворцом, он знает толк в пленительной оскоме, быть может, даже в этом самом доме и балуется слабеньким винцом с утра у этой самой занавески, где истекают сладким цветом фрески и вертит тканый нитью сарафан такая ж старомодная царица: чем наше захолустье - не столица, тем паче на ногах у нас сафьян.
Периферийный август, мой чудак, поставивший на все свои отметы, он коронован только долгим летом, как яблоки в приглушенных садах, на всем храня упадка отпечаток, бутылок и романов непочатых, рисунков и других хороших дел, присутствует на самой светлой тризне и видит, что все хлопоты о жизни лишь вилами черкают по воде.
у анатолия из жопы растёт вторая пара рук он ею пользуется редко и лишь для помощи жене ** любимый взял меня за локоть подвёл к окну и показал всё то чего я не увижу вовеки если не заткнусь ** как можно жить совсем без хлеба и с непомытою плитой спросил андрей и сразу умер по крайней мере для меня ** семён успел на электричку и там ему сломали нос и он сидит понять не может так он везучий или нет ** хотел повеситься проснувшись но было очень лень вставать попробовал горизонтально не вышло просто так лежу ** мне страшно прыгать спарашютом сказал инструктору олег всё хорошо олег не бойся сегодня прыгнешь без него ** катился колобок по лесу пел песню он закрыв глаза а как с открытыми катиться когда ты катишься лицом ** хочу любить и быть любимой сказал олег и замолчал молчал в ответ военный доктор молчал военный комиссар ** быть можно дельным человеком и в офисе в пасьянс играть кататься взад вперед на стуле и ждать когда же шесть часов ** кто не познал интимно женщин и кто тем более мужчин грядёт две тысячи двенадцать куда откладывать алё ** сорокалетний буратино с надеждой едет на кавказ он одинок ему сказали там могут вырезать семью ** ты слышишь арию пельменя он в закипающей воде поёт что раньше был холодным и чёрствым но пришла любовь ** играть в халву довольно просто надев на голову мешок пугать соседей глупым видом и диким криком я халва ** я познакомился на сайте с небритым толстым мужиком пришел на встречу там блондинка обмана полон этот мир ** оксану сбил товарный поезд все кости ей переломал вот это бабы ощущенья а героин и секс ничто ** я молча подаю окрошку ты улыбаешься в ответ похоже так и не заметив что я молчу не о тебе ** вороне раз кусок лисицы послал какой то добрый бог и басня стала и короче и справедливее в разы ** не всю людмилу любит игорь а лишь один её фрагмент однако взял женился сдуру на всей людмиле целиком...
Мне в черный день приснится Высокая звезда, Глубокая криница, Студеная вода И крестики сирени В росе у самых глаз. Но больше нет ступени - И тени спрячут нас.
И если вышли двое На волю из тюрьмы, То это мы с тобою, Одни на свете мы, И мы уже не дети, И разве я не прав, Когда всего на свете Светлее твой рукав.
Что с нами ни случится, В мой самый черный день, Мне в черный день приснится Криница и сирень, И тонкое колечко, И твой простой наряд, И на мосту за речкой Колеса простучат.
Нп свете все проходит, И даже эта ночь Проходит и уводит Тебя из сада прочь. И разве в нашей власти Вернуть свою зарю? На собственное счастье Я как слепой смотрю.
Стучат. Кто там?- Мария.- Отворишь дверь.- Кто там?- Ответа нет. Живые Не так приходят к нам, Их поступь тяжелее, И руки у живых Грубее и теплее Незримых рук твоих.
- Где ты была?- Ответа Не слышу на вопрос. Быть может, сон мой - это Невнятный стук колес Там, на мосту, за речкой, Где светится звезда, И кануло колечко В криницу навсегда.
Выйди в сад... Как погода ясна! Как застенчиво август увял! Распустила коралл бузина, И янтарный боярышник - вял... Эта ягода - яблочко-гном... Как кудрявый кротекус красив. Скоро осень окутает сном Теплый садик, дождем оросив. А пока еще - зелень вокруг И вверху безмятежная синь; И у клена причудливых рук - Много сходного с лапой гусынь. Как оливковы листики груш! Как призывно плоды их висят! Выйди в сад и чуть-чуть поразрушь, - Это осень простит... Выйди в сад
Сквозь перезревающее лето паутинки искрами летят. Жарко. Облака над сельсоветом белые и круглые стоят. Осени спокойное начало. Август месяц, красный лист во рву. Коротко и твердо простучало яблоко, упавшее в траву. Зерна высыхающих растений. Голоса доносятся, дрожа. И спокойные густые тени целый день под яблоней лежат.
Мы корзины выстроим рядами. Яблоки блестящи и теплы. Над селом, над теплыми садами яблочно-румяный день проплыл. Прошуршат корзины по дороге.
Сильная у девушки рука, стройные устойчивые ноги, яблочная краска на щеках. Пыльный тракт, просохшие низины, двое хлопцев едут на возу. Яркие, душистые корзины на колхозный рынок довезут. Красный ободок на папиросе... Пес бежит по выбитым следам...
И большая солнечная осень широко идет на города.
Это город - улица и лица. Небосклон зеленоват и чист. На багряный клен присела птица, на плечо прохожему ложится медленный, широкий, тихий лист. Листья пахнут спелыми плодами, на базарах - спелые плоды. Осень машет рыжими крылами, залетая птицею в сады, в города неугасимой славы.
Крепкого осеннего литья в звонкие стареющие травы яблоки созревшие летят.
Не помним ни страстей, ни горя, ни обид мы, Воздушный светлый вал принять в лицо спеша, Когда от образов, одетых в звук и ритмы, Как странник в ураган, замедлит путь душа.
Глаза ослеплены. Кипенье, колыханье Всё ширится, растёт - лица не отвернуть - И чьё-то чуждое, огромное дыханье Внедряется и рвёт, как ветром встречным, грудь.
Всё смолкнет. Даль чиста. И мудрые ладони Несут нас как ладья в стихающем русле На солнечную гладь ликующих гармоний, Чьей славы не вместят напевы на земле.
Если гонится за вами Слишком много человек, Расспросите их подробно Чем они огорчены? Постарайтесь всех утешить. Дайте каждому совет, Но снижать при этом скорость Совершенно ни к чему. (с) Г. Остер
1. Мой единственный брат, у меня проблемы, Я неплохо ем и смотрюсь не бледно, Просто где-то внутри у меня болело, А теперь чудовищно не болит. Я хожу по тропинкам большого сада, Я пою под нос, я смеюсь надсадно. Мой единственный друг, у меня засада, И меня не спасти без твоих молитв.
Этот город подходит мне, как перчатка, Я умею ступать по его брусчаткам, Я шагаю четко, я молодчага, Я его шестереночный точный ритм. Я знаток всех старушек, всех побирушек, Но любую последовательность рушит Этот пасмурный день у меня снаружи Этот странный закон у меня внутри.
Он родной - от мечетей и до костелов, Я могу гулять до густых потемок, Он порой называет меня "котенок", Он бросает мне крошки, как воробью, Он меня привечает средь разных прочих, И горячим днем и холодной ночью, Треплет челку, ласкает меня: "Щеночек, не ходи далеко, а не то убьют".
Мой закон внутри - он не гаснет, тлеет. Может быть, я бы стала тебе милее, Если б нынче не шла по сырой аллее По колено в мерцающем серебре. Шестеренка, сестренка. Грядет ноябрь. Засыпают наяды. Ты знаешь, я бы С ним осталась. Мой брат, повелитель яблок, Что с тобою станется в ноябре?
2. Под ногами трава шелестит бумагой, Может, боги хотели мне дать ума, да Перепутали имя. Шумит громада Городского леса в скупых огнях. Я могла бы быть хороша собою, Пить вино и вскидывать бровь соболью. Мой закон запрещает мне звать любовью Не того, кого я хочу обнять.
Обладатель улыбки и теплых рук, ты Был на стреме. Мы воровали фрукты, Я свистела мотивчик червоной руты, Корни яблонь сплетались в лаокоон. И не то чтоб нуждались в нехитрой снеди, И не то, чтоб хотелось украсть, посметь, но Если нужен шанс убежать от смерти, То, пожалуй, яблоки - это он.
Золотые яблони королевства Шелестят листвой. Мне, пожалуй, лестно Быть своей в этом городе страшных лестниц, Крупных улиц и маленького метро. Мой любимый брат на планетном шаре, Мой закон, увы, мне всегда мешает, Ни один параграф не разрешает Называться любимой твоей сестрой.
Лучше б вовсе не были мы знакомы. Барабанит дождь ледяной подковой По угрюмым строениям поселковым И по гордым зданиям городским. По портовым постройкам, подъемным кранам Рассыпает сотни мельчайших гранул. Не крестился мужик - значит, гром не грянул, Из семян не вылупились ростки.
Повелитель яблок, ты пахнешь сидром, Ты жесток к свободным и ласков к сирым, Пред последним бессмертным своим кассиром Извинишься и скажешь: "Приду к восьми". Не давясь слезой, не давя на жалость, Ты уходишь, закат за тобой пожаром. Даже смерть говорит: "Подожду, пожалуй". И смущенно просит: "С собой возьми"?
Подворотен ветер тяжел, отвратен, Подожди меня, мой любимый, братик, Пусть мой долг тебе уже троекратен, Пусть ты зол, ироничен, игрок, позёр. Я опять наступаю на те же грабли, Невесомо в небе висит кораблик, Мой единственный брат - повелитель яблок, Почему мне все время так не везёт?
3. Я взрослею, я не прошу остаться, Да и ты не молод. Почти что старцы, Мы спускаемся вниз, в суматоху станций, И расходимся, скуку неся наверх. Но когда ты уйдешь от моих литаний, От моих полночных к тебе летаний, Пусть приснится тебе дождем налитая Золотая яблоня в синеве.
Мой закон разрешает мне что попало, Например, бродить по листве по палой, Разрешает с кем-то казаться парой Только понарошку, не навсегда. Разрешает стать наконец-то взрослой, Разрешает с сердца сдирать коросту, Мой закон формулируется просто: Будь всегда шестеренкой города.
Боги дали мне все, только вот ума, жаль, Не досталось. В траве суета бумажек. Смерть наметит четко - и вновь промажет, Попадая в яблоко-оберег. Не жалейте меня, за него молитесь Задрожат миражи станционных литер, Мой любимый, мой яблочный повелитель, Что с тобою станется в ноябре?