Под настроение

Встань пораньше - радуга вдали
Светится над морем невесомым,
В серой дымке тают корабли
Юного, как радуга, Ясона

В крепость над нахмуренной скале
Из похода в дальнюю Тавриду
Едут по-привычному, след в след,
Воины царевича Давида.

Привязав к седлу, как бахрому,
Русских генералов эполеты,
Горцы скачут в горы, к самому
Шамилю с поклоном и приветом.

Персы, македонцы, волгари,
Тени в полусвете невесомом.
Встань пораньше - радуга вдали
Светится над морем невесомым

(с) Кир Булычев

@темы: Стихи

---

Под настроение

---

Под настроение

В час немыслимого отчаянья,
Задыхаясь от невезения,
Научись у камней молчанию,
Научись у земли терпению.
Гибким стань, как трава весенняя,
И, хмелея от бесконечности,
Словно капли лови мгновения,
Растворяющиеся в вечности.
Одолжи у луны чуть холода,
А у солнца немного пламени,
Не забудь, что молчанье - золото,
Научись у камней молчанию.
И тоска твоя безутешная
Вдруг покажется шуткой вздорною.
Жизнь на многих дрожжах замешана -
Полубелая, получерная.

© Карапетьян Рустам

@темы: Стихи

---

Помним !

На голубом и мокроватом

Чудском потрескавшемся льду

В шесть тыщ семьсот пятидесятом

От Сотворения году,



В субботу, пятого апреля,

Сырой рассветной порой

Передовые рассмотрели

Идущих немцев темный строй.



На шапках перья птиц веселых,

На шлемах конские хвосты.

Над ними на древках тяжелых

Качались черные кресты.



Оруженосцы сзади гордо

Везли фамильные щиты,

На них гербов медвежьи морды,

Оружье, башни и цветы.



Все было дьявольски красиво,

Как будто эти господа,

Уже сломивши нашу силу,

Гулять отправились сюда.



Ну что ж, сведем полки с полками,

Довольно с нас посольств, измен,

Ошую нас Вороний Камень

И одесную нас Узмень.



Под нами лед, над нами небо,

За нами наши города,

Ни леса, ни земли, ни хлеба

Не взять вам больше никогда.



Всю ночь, треща смолой, горели

За нами красные костры.

Мы перед боем руки грели,

Чтоб не скользили топоры.



Углом вперед, от всех особо,

Одеты в шубы, в армяки,

Стояли темные от злобы

Псковские пешие полки.



Их немцы доняли железом,

Угнали их детей и жен,

Их двор пограблен, скот порезан,

Посев потоптан, дом сожжен.



Их князь поставил в середину,

Чтоб первый приняли напор,-

Надежен в черную годину

Мужицкий кованый топор!



Князь перед русскими полками

Коня с разлета развернул,

Закованными в сталь руками

Под облака сердито ткнул.



"Пусть с немцами нас бог рассудит

Без проволочек тут, на льду,

При нас мечи, и, будь что будет,

Поможем божьему суду!"



Князь поскакал к прибрежным скалам,

На них вскарабкавшись с трудом,

Высокий выступ отыскал он,

Откуда видно все кругом.



И оглянулся. Где-то сзади,

Среди деревьев и камней,

Его полки стоят в засаде,

Держа на привязи коней.



А впереди, по звонким льдинам

Гремя тяжелой чешуей,

Ливонцы едут грозным клином -

Свиной железной головой.



Был первый натиск немцев страшен.

В пехоту русскую углом,

Двумя рядами конных башен

Они врубились напролом.



Как в бурю гневные барашки,

Среди немецких шишаков

Мелькали белые рубашки,

Бараньи шапки мужиков.



В рубахах стираных нательных,

Тулупы на землю швырнув,

Они бросались в бой смертельный,

Широко ворот распахнув.



Так легче бить врага с размаху,

А коли надо умирать,

Так лучше чистую рубаху

Своею кровью замарать.



Они с открытыми глазами

На немцев голой грудью шли,

До кости пальцы разрезая,

Склоняли копья до земли.



И там, где копья пригибались,

Они в отчаянной резне

Сквозь строй немецкий прорубались

Плечом к плечу, спиной к спине...



Уже смешались люди, кони,

Мечи, секиры, топоры,

А князь по-прежнему спокойно

Следит за битвою с горы.



Лицо замерзло, как нарочно,

Он шлем к уздечке пристегнул

И шапку с волчьей оторочкой

На лоб и уши натянул.



Его дружинники скучали,

Топтались кони, тлел костер.

Бояре старые ворчали:

"Иль меч у князя не остёр?



Не так дрались отцы и деды

За свой удел, за город свой,

Бросались в бой, ища победы,

Рискуя княжьей головой!"



Князь молча слушал разговоры,

Насупясь на коне сидел;

Сегодня он спасал не город,

Не вотчину, не свой удел.



Сегодня силой всенародной

Он путь ливонцам закрывал,

И тот, кто рисковал сегодня, -

Тот всею Русью рисковал.



Пускай бояре брешут дружно -

Он видел все, он твердо знал,

Когда полкам засадным нужно

Подать условленный сигнал.



И, только выждав, чтоб ливонцы,

Смешав ряды, втянулись в бой,

Он, полыхнув мечом на солнце,

Повел дружину за собой.



Подняв мечи из русской стали,

Нагнув копейные древки,

Из леса с криком вылетали

Новогородские полки.



По льду летели с лязгом, с громом,

К мохнатым гривам наклоняясь;

И первым на коне огромном

В немецкий строй врубился князь.



И, отступая перед князем,

Бросая копья и щиты,

С коней валились немцы наземь,

Воздев железные персты.



Гнедые кони горячились,

Из-под копыт вздымался прах,

Тела по снегу волочились,

Завязнув в узких стременах.



Стоял суровый беспорядок

Железа, крови и воды.

На месте рыцарских отрядов

Легли кровавые следы.



Одни лежали, захлебнувшись

В кровавой ледяной воде,

Другие мчались прочь, пригнувшись,

Трусливо шпоря лошадей.



Под ними лошади тонули,

Под ними дыбом лед вставал,

Их стремена на дно тянули,

Им панцирь выплыть не давал.



Брело под взглядами косыми

Немало пойманных господ,

Впервые пятками босыми

Прилежно шлепая об лед.



И князь, едва остыв от свалки,

Из-под руки уже следил,

Как беглецов остаток жалкий

К ливонским землям уходил.

(с) К. Симонов

запись создана: 05.04.2007 в 09:51

---

Под настроение

слева по железу плескало алое – хорошо видать, далеко лететь,
колдовалось малое, небывалое, не давало выдохнуть в темноте.
волосы у веры цвели стожарами, радужки в глазах голубой слюды.
станет горячо – позвони пожарникам, попроси воды,
попроси как следует, вот и умница: не горит во рту, не звенит в груди.
будешь не в себе – выходи на улицу, на деревню к дедушке выходи.
улицей далёкою, деревянною, от тоски не думая ни о ком,
ходит несмеяна больная-пьяная, мажет мимо сердца кривым зрачком,
завела шарманку, с тех пор и празднует на любом углу, на каком убьют
за погонный метр, за серёжку красную, головою хочется в полынью,
потому что в зелени и окалине малой кровью, крошеным кирпичом
проросла подвальная, односпальная атлантида с гипсовым ильичом.
и теперь сквозит из неплотной форточки, холодно дышать и темно курить.
и теперь, чтобы сердце не встало полночью, говори, не мучайся, говори:

на траве дрова, по карманам мелочи, на дворе зелёный растёт вокзал.
пожалей меня, неживая девочка, не ходи за мной, отведи глаза.
убывают сумерки, шарик крутится, горячи пустые твои края.
что ты мне, печальница, безыскусница,
золотая кузница ты моя.

@темы: Екатерина Перченкова, Стихи

---

Под настроение

спрашиваю: ты дух? отвечает: дождь,
спрашиваю: ты дождь? отвечает: камень,-
в белом саду, обещает, меня найдешь
у голубятни синей за облаками,
видишь, с семи холмов над равниной свет,
там и сойдемся мы на последней тризне
что остается от жизни?- ответа нет,
что остается от смерти?- спроси у жизни...
(с) Сергей Шестаков

@темы: Стихи

---

Под настроение

Стоишь одна у входа в этот лес,
где каждый лист - потомок ожиданий,
и каждый шаг отчетлив, как последний.

Уже не вдох стоит перед тобой,
а ты на вдохе ищешь равновесье -
так дышат травы, облака и годы.

Лицо дождя, заплаканное в день,
когда он шел, теперь уж просветлело -
его глазами смотришь ты на ветви.

Ты входишь в куб, зеркальный изнутри,
где птичья ночь шуршит в его объеме
и прошлогодний снег щекочет губы.

Как смертный звук, пробившийся из тьмы,
еще незримо, но уже знакомо
слух отстраненный прячется в пылинке.

Не так ли сердце взвешивает стук?

(с) Юрий Жданов

@темы: Стихи

---

Под настроение

Гром целлофановых птиц над карнизами крыш
на столетнем ветру высвобождает ужас
из похмельного сердца на ребра каркасных домов,
заставляя их хрипло светиться.
Длинный градусник холода бродит
в расколотой ступке ночного Нью-Джерси,
словно мёртвый журавль, словно
голая мачта без рук.

Во всем мире начался ремонт.
И навеки закончился.
Никогда не заканчивай полной картины беды,
даже если — чужая.
(Нормальней молчать на такой глубине
реставрации наших молчаний.)

Этот грубый ремонт постаревших
за сутки деревьев, почерневшей реки в чешуе
электрических волн,
мой последний ремонт перед
сном, перед смехом, перед дальней поездкою в город Чертополох,
до того неуклюж, что уместнее вспомнить —
география — это тоже скрипящий ремонт.
Биография — тоже.

Давний холод глядит по ночам в твой бумажный уют
беспокойным, как старость, слезящимся глазом Кинг-Конга,
оставляя железные пятна на гранях кристаллов,
незастывший беспомощный воск.
Нам сомнительно даже соседство больших тополей
перед жёлтым от дыма окном —
они входят тенями,
они трогают тихими ветками здесь каждый угол
и, возможно, совсем недовольны этим углом.
Бестелесность обычно пугает.

Как печальны ночные огни над погостами рыб.
Как обманчивы автомобильные пляжи
в обвисающей лагерной проволоке.
Как характерны мечты...
Я не чувствую смерти.
То есть надежда и страх,
как и любая болезнь,
вышли вон вместе с ветром.
Мне невнятно сказать,
что во тьме существует рубеж.
Может быть, настроенье? Впечатлительность?
Слепота, что не отличает счастье от небытия?

Беззастенчивый насморк воды на бетонных кострах
заходящего солнца (любой остывающей плазмы)
позволяет почувствовать собственную дощатость,
разбегание пыли в просветах, разъемы углов...

Привыкание к шаткости, как к основному движенью,
вряд ли может считаться наукою,
но на ветру
в этом видится путь к чистоте.
Словно твой жалкий контур
вырезается в плотном картоне великих домов,
и ты просто становишься чёрной дырою для ветра.

(Я хотел бы создать такой памятник на берегу,
просто длинную ширму Манхэттена,
чтоб по длине
вырезать частокол силуэтов. Хотя говорят,
что чем меньше, тем всячески лучше.
К тому же, сообщество мыслящих тростников
для меня отдает азиатчиной.)

Здесь в темноте,
оставаясь кусками сырого фабричного драпа,
как-то легче понять неживой целлофановый хруст...
Мы гремим ещё хуже. Мы — трещины в рыбьих глазах.
Я полжизни снимаю с себя синтетический свитер,
где-то в бабкином тёмном углу рассыпая иголки
на сушеные шубы ещё не пришедших гостей.
Я скриплю половицами,
пока, наконец, не усну.

В этом смысле сомнамбулы многим противоречивей.
Пронося свои сны как чужих нерожденных младенцев,
они смеют, однако, сделать свой собственный шаг.
Уронить на пол вазу, раздвинуть окно к тополям...
И глаза их растут, словно дети на пьяных ладонях,
ибо в них больше нету (как минимум, в эти минуты)
одномерного времени. А твёрдая комната есть.

Дорогая вещественность времени слишком заметна,
словно лёгкий налет мёртвой извести в ребрах субботы...
И все нити, сцепившие время с разлётом галактик,
наконец стали вовсе обыденной штукой.

Когда на ветру.
Подвергаясь процессу выветривания.
Из кожи. Из кости. Из любой эволюции смерти
или жизни. Из любых биографий и каменных городов.

Исполинская ржавчина этих сквозных деревень,
отдающая горечью жжёного сахара плоти,
содержательна, как поперечные кольца зимы
на размокших сосновых распилах.
В её вышине
ветер кормится дряхлым зелёным железом,
что порою важнее молекул
бегущей воды.

Невозможность раскаянья вбита в нас круглой луной,
словно странный разумный покой после долгого крика.
Непонятной борьбой целлофановых птиц с ветряками
на верхушках горячего газа.
Вот-вот и наступит апрель.

Я люблю тебя.
Я вспомнил такую любовь, от которой
плывут в табакерке сквозь ртутную осень,
замерзают в больничной скорлупке, затерянной в море
магеллановой нефти, качающей мрамор колес.
Человек, пересекший рассвет в механизме часов,
заслужил даже больше, чем эта мышиная память
с отсырелым подвалом в смешеньи духов Же Озе
и стремительным запахом жареной мойвы.
Наверно,
я люблю тебя лишь по причине неясности слов,
ожидая любых повторений, любых назиданий,
возвращающих белую горсть аспириновых ягод
на столетнем ветру.

Я не знаю, с кем я говорю, но я знаю — куда,
словно слушаю шум излучения ранней Вселенной
наподобье шпиона,
с приёмником на коленях,
что транслирует только лишь прошлое — как ни верти.

Белый шум
неземной навсегда удивленной метели,
что растёт в нарастаньи спиралей сырою грибницей,
капиллярным пространством души, на которой разлука
отпечатана с даты рожденья родимым пятном.
Потому мы и любим хранить прошлогодние листья
с непогибшим крылатым скелетом иных красноречий,
чтоб растерянно доказать, что хоть что-то да было.
Самому себе доказать.
Ведь в природе их быть не должно.

Человек, зажимающий в пальцах горячий песок,
вспоминает о порохе или, возможно, о снеге,
что, растаяв, легко испаряется на глазах,
превращаясь мгновенно в растянутый северный спектр.
Человек, пьющий воду, сверяет движенье судов.
Это форма молчания рек, получивших похмелье
за обычную честность присутствия. Нужно молчать
и глотать эти волны, глядеть в отраженье кувшина,
чтобы самый никчемный и самый замшелый челнок
дотянул до вокзальчика с вывеской
Чертополох.

Я люблю тебя, словно начался ремонт
в несожженных грозою дощатых университетах,
где котёнок катал мандарин по глухим коридорам
и вахтерши вязали оранжевые свитера,
где обычный паук носил имя Святого Вольвокса
и когда опускался на глобус своей пятернею,
мы не смели подумать, что осень уже наступила,
а считали, что просто случилась короткая ночь.
Что из царства олифы и взглядов, сточивших паркет,
можно выйти на воздух с красивой пудовою книгой
старика Геродота.
— А он был слепым? Или кто-то другой?

Вешний паводок часто приносит погибших людей,
с непонятно изогнутыми глиняными руками,
зажимающих в них гимнастический серый мелок,
состоящий из мелких ракушек времен Мезозоя.
Хочется подобрать их стальное пенсне
и очистить от тины, и, может быть, даже примерить,
ибо души учителей, убитых грозою,
бесконечно чисты.

Отражение молнии у них на груди
позволяет судить о природе и силе разряда.
Так анатом вручает свой труп на расправу студентам.
Так биограф лишен биографии, словно свисток.

Дорогая, ты помнишь, что когда-то сказал Аристотель?
Что Земля по размеру экватора больше в два раза,
он не мог ошибиться, он видел другую планету,
ту, одну из семи. Говорят, мы вернёмся туда.

Эта мысль убаюкает всех даже в холоде кружек
бесконечно пустого застолья, где камень тоски
возвышается с женственной грубостью старого Сфинкса
над дугой горизонта;
где глаз нависает как вянущий красный цветок;
где по скатерти крошка за крошкою кружится натрий
словно маленький бес от окурка по мостовой.

И какой-то стеклянный баркас с виноватою цифрой,
замурованный словно ресница ребенка в янтарь,
рассыпается вдребезги, лишь натолкнувшись на взгляд
человека на пристани.
(Наши взгляды намного опаснее вещих псалмов.
В них содержится трезвость вмешательства
и кровосмешенья.
Резкий квант, вызывающий пеструю опухоль рака
на расслабленных лёгких неизъяснимейших слов.)

Эта мысль убаюкает всех, кто согласен идти
сквозь овальный проём, откликаясь на крики шахтёров,
прорубивших прямые пути из глубин Джерси-Сити
к кругосветной туземной реке.
К той реке, где махали крылами голландские яхты,
там, где плавают сгорбленной уткой куски Нью-Йорк Таймса,
там, где чахнет заброшенной степью ручей из волокон
не такой уж далёкой Истории Созвездья Весов...

Вот и всё, что осталось.
Лишь грохот уключин колодца,
лишь сырые отвесы пунктирных верёвочных лестниц,
водопой Аю-Дага, изрытый ходами термитов,
горлодер пьяных чаек над рыбным базаром Всего.

Во всём мире начался ремонт. И в его мокром скрипе
стало легче идти, отряхая с себя прежний ужас
сыромятного спирта и горького козьего дыма,
чечевичной похлёбки,
промененной на старшинство.

Это сказочно просто. Когда закипающий чайник
обещает нам бурю, то видимо, нужно ждать бурю.
На ветру забываешь про всё — кем ты был, или будешь,
или будешь ли вовсе, а главное то — что ты есть.

Жизнь излишне надменна к следам пролетанья частиц,
оставляя в наследство свинцовые водопроводы
мимолётных империй, чья сущность была бы как вздох,
если б кто-то откликнулся эхом повторного вздоха...

И на тоненьком пирсе, встречающем все корабли,
я уткнусь тебе в плащ, как во тьму театральной гримёрки,
увидав, как бездомный старик с африканской улыбкой
удалился во тьму с чёрной кошкой на чёрных руках.
Эта мысль убаюкает всех...

(с) Вадим Месяц

@темы: Стихи

---

Под настроение

в среду вечером скажут – сдуру можешь поверить
этой ночью опять умирать – заплакать
и вот из тебя убегают разные птицы и рыбы и звери
в перелески садки перекрестки слякоть
слезы глотают – черный йогурт четверг – liebe mutter
думать думать одно – холодно – как всего было мало

жизнь вернется обратно в пятницу утром
мокрой собакой под одеяло
(с) Михаил Квадратов

@темы: Стихи

---

Под настроение

Вы знаете, что камень, как вода
всегда течет под нами, а деревья,
как мотыльки, всегда летят на свет
и листьями целуются все выше
от глаз моих. Вы знаете, всегда
мне больно то что мне всего роднее,
и потому душа моя немеет
и сохнет как пустая лебеда.
(с) Давид Паташинский

@темы: Стихи

---

Под настроение

когда не дорого нигде, ночами спрашивают, кто там.
другое дело быть беде, подняться медленным воротам.
когда навеки об одном горючий компас, чёрный ящик,
на перекрёстном проливном заговори, вперёдсмотрящий.

оставь напрасные труды, возьми в серебряную ложку
весёлый вымысел воды, весны цветную понарошку,
щепотку этого того, кисет лежит и гладью вышит,
сначала смотришь, вещество, потом прислушаешься – дышит.

когда вокруг стоит едва, уже поделенная на два,
лесов колючая братва, полей нетронутая жатва,
рассказывай о неродном, пока осталась половина,
на воробьином заводном, на бездыханном тополином,

пока не чает корабля уже не шар, пустой и плоский,
кто говорит: земля, земля, ломаясь с мостика на доски.
когда теперь побудешь с ней, когда ещё оставит случай
земли печальней и черней, воды прозрачней и беззвучней.

@темы: Екатерина Перченкова, Стихи

---

Под настроение

я люблю запах воды - рано утром и в сумерках -
он постоянно в воздухе. кажется - протяни руку и прикоснешься,
прикоснешься к тебе. так, когда очень близко - теряешь слова,
вместо них - тихое дыхание, единственный признак жизни.
специально другой дорогой через тесный переулок, чтобы вспомнить.
здесь никого нет теперь. здесь только сомкнутые ладони и молча - куда ты.
я люблю запах травы. он разный, прохладный, нагретый солнцем, такой земной.
это всегда голые поцарапанные колени и немного детское желание
забраться на дерево.
оказавшись близко - я чувствую все это.
(с) Аня Цветкова

@темы: Стихи

---

Под настроение

Тебе ли вручили тебя до утра,
игрушку тебя с кровотоком подкожным.
Тебе ли сказали — пойди поиграй
с ключом, и кувшином, и зеркалом тоже.
Тебе ли, чей выдох бессмертней стократ,
которая смотрит на свет и не знает, —

тебе. Ибо ты догорающий сад,
мерцающий плод и вода слюдяная.

Вода ледяная, распавшийся плот.

О, как выходили, не помня за кем,
и долго стояли, и молча смотрели,
где ты — невеличка, душа налегке,
не губы, не волосы, не ожерелье.

Бесценное яблоко в смертной руке.
(с) Е. Перченкова

@темы: Стихи

---

Под настроение

Выживать и выжить, но не убояться тьмы
И глотать свинец с молоком, тошноты не зная.
Каждый хочет, чтоб "я" - это сразу же было "мы",
Чтобы если знамя в крови - это наше знамя.

Остаюсь несведущ, думаю ни о чем,
Но не ни о ком, все царапины разрезая.
Если белый их, то наш - непременно черн,
Если знамя не вьется, то это не наше знамя.

Что ты скажешь теперь? Что разлуку не повернуть,
Что любое решение выльется нам слезами.
Как ни вымой окно - все равно в уголочке муть,
Если знамя запачкано - это не наше знамя.

Разложи по полочкам, факты перекроши,
Сочини десятки историй, что будет с нами,
Что важнее - душа для мира? Мир для души?
Наше знамя? Или все же не наше знамя?

Но в любой войне остается один итог,
Невозможный, больной, невыплаканный слезами.
Если знамя, землю укрыв, сберегло росток,
То, наверное, это все-таки наше знамя.

@темы: Аля Кудряшова, Стихи

---

Под настроение

ДВА МОРЯКА НА БЕРЕГУ


I


Он из Китайского моря
привез в своем сердце рыбку.


Порою она бороздит
глубины его зрачков.


Моряк, он теперь забывает
о дальних, дальних тавернах.


Он смотрит в воду.




II


Он когда-то о многом поведать мог.
Да теперь растерялись слова. Он умолк.


Мир полновесный. Кудрявое море.
Звезды и в небе и за кормою.


Он видел двух пап в облачениях белых
и антильянок бронзовотелых.


Он смотрит в воду.

@темы: Лорка, Стихи

---

Под настроение

Полбутылки рома, два пистолета,
Сумка сменной одежды – и все готово.
Вот оно какое, наше лето.
Вообще ничего святого.

Нет, я против вооруженного хулиганства.
Просто с пушкой слова доходчивее и весче.
Мне двадцать пять, меня зовут Фокс, я гангстер.
Я объясняю людям простые вещи –

Мол, вот это мое. И это мое. И это.
Голос делается уверенный, возмужалый.
И такое оно прекрасное, наше лето.
Мы когда умрем, поселимся в нем, пожалуй.

(с) Вера Полозкова

@темы: Стихи

---

Под настроение

В окно постучала полночь,
и стук ее был беззвучен.

На смуглой руке блестели
браслеты речных излучин.

Рекою душа играла
под синей ночною кровлей.

А время на циферблатах
уже истекало кровью

@темы: Лорка, Стихи

---

Под настроение

Бывает...

Бывает, в сумраке вечернем
подступит к горлу тишина,
но напряженная округа
под стать пружине взведена.

Сосредоточенно предметы
прощальный впитывают свет,
и над часовней врезан в небо
последней птицы силуэт.

А сумрак в ожиданье мрака
сожмет в упругую спираль
печаль, пронзившую навылет
меланхолическую даль.

Как будто окоем вечерний,
готовясь встретить темноту,
в сосуд пространства нагнетает
всю боль свою и доброту.

И в эту пору приобщенья
к почти что зримой тишине
звездой проклюнется внезапно
такой же вечер и во мне.

В нем аромат цветов нездешних
струит потусторонний сад
и пахнет детством и весною,
стоявшей жизнь тому назад

(с) Гильермо Валенсиа

Пер. С. Гончаренко

@темы: Стихи

---

Под настроение

Говорю: в той стране, куда провожают солнце,
смерти нет.
Потому что море еще вернется:
голубыми чернилами – хватит на все тетради,
горьким ветром, цветущим миртом, зеркальной гладью,
золотой на закате и розовой на восходе…
Кто глядится в нее – или кто из нее выходит
мне навстречу, вперед, прижимая к стеклу ладони,
и вполголоса мне поет, и меня хоронит,
и рукой мне машет, и смерти мне не прощает -
под сырой скалой, под непрочным ночным причалом…
И несет мое сердце над морем, как чайка в клюве,
и вздыхает: вот горе-то, ты же меня не любишь,
сколько я ни рисую парус – ты все не хочешь…

…говорю: что поделаешь, я и себя – не очень.
Сожалею и каюсь: слова мне не стоят жизни,
но своих не осталось – и я говорю чужими.
В темном небе, в подлунном блеске, в рассветной хмари
я нанизываю на леску – amore, mare…
Я беспечно делюсь с другими, что могут сами
выговаривать море как имя, нести как знамя…

Там, где ты собираешь соль, говорю: пустое,
ибо морю нет меры, и соль ничего не стоит,
потому что сердце отпущено на свободу –
глупый камешек с дыркой, что брошен обратно в воду…
(с) Екатерина Перченкова

@темы: Стихи

---

Под настроение

Крест

Так долго лгала мне за картою карта,
Что я уж не мог опьяниться вином.
Холодные звезды тревожного марта
Бледнели одна за другой за окном.

В холодном безумье, в тревожном азарте
Я чувствовал, будто игра эта - сон.
"Весь банк,- закричал,- покрываю я в карте!"
И карта убита, и я побежден.

Я вышел на воздух. Рассветные тени
Бродили так нежно по нежным снегам.
Не помню я сам, как я пал на колени,
Мой крест золотой прижимая к губам.

"Стать вольным и чистым, как звездное небо,
Твой посох принять, о, Сестра Нищета,
Бродить по дорогам, выпрашивать хлеба,
Людей заклиная святыней креста!"

Мгновенье... и в зале веселой и шумной
Все стихли и встали испуганно с мест,
Когда я вошел, воспаленный, безумный,
И молча на карту поставил мой крест.

@темы: Н.С. Гумилев, Стихи