В непросохших предместьях побагровели склоны.
Эшелоны, колонны. Смутные времена.
Как десантники, вдоль дорог затаились клены,
маскируясь под осень, – это ее война.
И хотя небеса уже не палят из пушки,
не плюются шрапнелью и не рычат «виват!», –
городских тополей обглоданные макушки
говорят нам о том, что произошел захват.
Оголив провода, пернатые дали деру.
А на площади, выполняя чужой заказ,
в желтых бронежилетах мрачные мародеры
выметают, сгребают, жгут золотой запас.
Ты представить не можешь, сколько уже народу
безтаможенно и безвизово утекло
в тот спасительный край, где зим не бывало сроду,
где не платят властям за воду и за тепло.
Там на правом холме поют, а молчат – на левом.
Но и те, и другие в курсе, что всяк любим.
Там ягненок и лев под вечнозеленым древом
спят в обнимку, а после – дружно жуют люпин.
И, когда я рвану туда, побросав манатки, –
перекатная голь в облезлом товарняке, –
сдаст меня пограничник в плохонькой плащ-палатке
небожителю с полосатым жезлом в руке.
Я, наверно, примкну к молчальникам, ибо в школе
к хору близко не подпускали меня... А ты
не кури натощак, не пей в одиночку, что ли.
И, пожалуйста, раз в три дня поливай цветы.