О музыкальных пристрастиях.

Я меняюсь в своих музыкальных пристрастиях, но одна группа до сих пор не отпустила меня. Эта группа "Doors". Когда я начал ее слушать мне было 16 лет, сейчас мне 33 и я продолжаю ее слушать. Вот и сейчас в наушниках звучит гипнотический голос Моррисона.

Light My Fire


You know that it would be untrue
You know that I would be a liar
If I was to say to you
Girl, we couldn't get much higher

Come on baby, light my fire
Come on baby, light my fire
Try to set the night on fire

The time to hesitate is through
No time to wallow in the mire
Try now we can only lose
And our love become a funeral pyre

Come on baby, light my fire
Come on baby, light my fire
Try to set the night on fire, yeah

The time to hesitate is through
No time to wallow in the mire
Try now we can only lose
And our love become a funeral pyre

Come on baby, light my fire
Come on baby, light my fire
Try to set the night on fire

You know that it would be untrue
You know that I would be a liar
If I was to say to you
Girl, we couldn't get much higher

Come on baby, light my fire
Come on baby, light my fire
Try to set the night on fire

Try to set the night on fire
Try to set the night on fire
Try to set the night on fire

---

1887 С.Я. Маршак

Немало книжек выпущено мной,
Но все они умчались, точно птицы.
И я остался автором одной
Последней, недописанной страницы.

---

Мой любимый город

Набережная. Место впадения Омки в Иртыш.

---

День всех святых

Для меня этот праздник прежде всего ассоциируется с Брэдбери ,с его произведением "Кто-то страшный к нам идет"
ПРОЛОГ
Главное дело - стоял октябрь, месяц, особенный для мальчишек. Само
собой, остальные месяцы тоже не похожи друг на друга, просто, как говорят
пираты, одни получше, другие похуже. Взять вот сентябрь - плохой месяц: надо
в школу идти. Август не в пример лучше - до школы еще не близко.
Июль - ну, июль замечательный: куда ни глянь, на школу и намека нет. Ну
а уж июнь лучше всех: школьные двери нараспашку, а до сентября - миллион
лет.
А теперь взять октябрь. Уже месяц, как началась школьная тягомотина,
значит, к узде пообвык, и дальше пойдет легче.
Уже можно выкроить время и поразмыслить, чего бы этакого особенно
гадкого подкинуть на крыльцо старому Приккету, или что за прелесть мохнатый
обезьяний костюм, дожидающийся праздника у ХСМ в последний вечер месяца.
А если дело, к примеру, происходит еще и в двадцатых числах, и небо,
оранжевое, как апельсин, слегка пахнет дымом, то кажется, что Хэллуин
в суматохе метел и хлопанье простынь на ветру так никогда и не наступит.
Но вот в один странный, дикий, мрачный, долгий год Хэллуин пришел рано,
и случилось это двадцать четвертого октября в три часа после полуночи.
К этому времени Джеймсу Найтшеду с 97-й Дубовой улицы исполнилось
тринадцать лет одиннадцать месяцев и двадцать три дня от роду, а соседу его,
Вильяму Хэллуэю, - тринадцать лет одиннадцать месяцев и двадцать четыре дня.
Оба почти коснулись четырнадцатилетия, вот-вот оно затрепыхается в руках.
В ту октябрьскую неделю им обоим выпала ночь, когда они выросли сразу,
вдруг, и навсегда распрощались с детством...
(с)

---

Устал я. Рабочий день начинается по Омску, заканчивается по Москве.

Кто виноват что ты устал
Что не нашел чего так ждал
Все потерял что так искал
Поднялся в небо и упал

И чья вина что день за днем
Уходит жизнь чужим путем
И одиноким стал твой дом
И пусто за твоим окном

И меркнет свет и молкнут звуки
И новые муки ищут руки
И если боль твоя стихает
Значит будет новая беда

Кто виноват скажи-ка брат
Один женат другой богат
Один смешон другой влюблен
Один дурак другой твой враг

И чья вина что там и тут
Друг друга ждут и тем живут
Но скучен день и ночь близка
Забыты теплые места

И меркнет свет и молкнут звуки
И новые муки ищут руки
И если боль твоя стихает
Значит будет новая беда

Кто виноват и в чем секрет
Что горя нет и счастья нет
Без поражений нет побед
И равен счет удач и бед

И чья вина что ты один
И жизнь одна и так длинна
И так скучна а ты все ждешь
Что ты когда нибудь умрешь

И меркнет свет и молкнут звуки
И новые муки ищут руки
И если боль твоя стихает
Значит будет новая беда

(с)

---

С праздником! 90 ВЛКСМ

Я очень недолго был в этой организации, но у нас в районе она была "живая". Те руководители комсомола с которыми мне приходилось общаться были очень интересными людьми. Ура, товарищи!!!


Рабочая
родина родин,
трудом
непокорным
гуди!
Мы здесь,
мы на страже,
и орден
привинчен
к мильонной груди.
Стой,
миллионный,
незыблемый мол –
краснознаменный
гранит – комсомол.
От первых боев
до последних
мы шли
без хлебов и без снов –
союз
восемнадцатилетних
рабоче-крестьянских сынов.
В бой, мильоны!
Белых –
в помол!
Краснознаменный,
гордись, комсомол!
Довольство –
неважное зрелище.
Комсомольский характер
крут.
Комсомолец –
это застрельщик
в борьбе
за чистку и труд.
Чтоб веник
мильонный
старое смел –
краснознаменный,
мети, комсомол!
Красным,
отчаянным чертом
и в будущих
битвах
крой!
Зажгись
рабочим почетом!
На знамя –
орден второй!
С массой
мильонной
сердце само –
краснознаменный
вперед комсомол!

В. Маяковский

---

К вопросу о фанатизЬме

Раньше думал, что я человек достаточно спокойный и не склонный к бурному проявлению чувств, но последнее время заметил, что становлюсь ярым спортивным фанатом. Жить у нас в городе и не болеть за ХК "Авангард" просто неприлично, поэтому я всегда был в курсе сортивных событий. Но меня в последний год подсадили на посещение хоккейных матчей и понеслось. Я раньше считал, что для взрослого человека слегка неправильно бурно проявлять чувства на сортивных состязаниях, а теперь я могу орать как ненормальный все 60 минут матча и это без всякого допинга. У меня появился шарфик, бандана, различные календари и чувствую назревает покупка свитера любимой команды.
ЗЫ. Был летом задержан сотрудниками милициии за бурное размахивание флагом России, после победы над Голландией. . Повод призадуматься.

---

1932 С. Платт

ПЕЙЗАЖ



Над черепицами
рыжих крыш
туман толпится
серый как крысы



два грача
на пятнистой ветке платана
глазами жёлтыми
полными тумана
уставились
ожидая ночи
на кого-то
бредущего
в одиночестве...

КОЛЫБЕЛЬНАЯ В АЛИКАНТЕ



В Аликанте по булыжным улицам,

Грохоча, катают пустые бочки

Под ветхими столбиками балконов,

Мимо харчевен,

Где накладывают в тарелки жёлтую паэллу.

А в садиках на крышах, в кустах зелёных,

Кудахчут куры пёстрые, рыжие, белые.



Разболтанные трамваи,

Битком набитые, звонят отчаянно,

Визжа на поворотах рельс,

И синие вспышки воздух прошивают,

Играя проводами.

А там, в порту, свистящем и шипящем,

В неоновом свете влюблённые гуляют,

На каждой пальме торчат рупора,

И с каждой пальмы

Румба самбу перебивает

У них над головами!



О Какофония,

Богиня джазов и скандалов!

Хриплая подруга волынок и цимбал,

Голос твой растресканный всем раздирает уши.

Ну и пускай себе все твои crescendo, fortissimo,

presto и prestissimo

Ревут хоть на весь мир,

А я зароюсь головой в кучку подушек,

Piano-pianissimo,

Убаюканная шёпотом скрипок и лир.





ДРУГИЕ ДВОЕ


Всё это лето мы жили в переполненной эхом вилле,

Как в перламутровой раковине прохладной,

Копытца и колокольчики чёрных коз нас будили,

В комнате толпилась чванная старинная мебель

В подводном свете, странном и невнятном.

Листья не шуршали в светлеющем небе.

Нам снилось, что мы безупречны. Так оно и было, вероятно.



У белых пустых стен – кресла с кривыми ножками,

Которые орлиными когтями обхватили шары.

Мы жили вдвоём, в доме, где дюжину разместить можно,

И полутёмные комнаты умножали наши шаги,

В громадном полированном столе отражались странные жесты,

Совсем не похожие на наши – не отражения, а жесты тех, других.



В этой полированной поверхности нашла себе место

Пантомима тяжёлых статуй, так не похожих на нас, будто их

Заперли под прозрачной плоскостью без дверей, без окон,

Вот он руку поднял её обнять, но она

Отстраняется от железа бесчувственного, почти жестокого,

И он отворачивается тут же от неё, неподвижной, словно стена.

Так они и двигаются, и горюют, как в древней трагедии…



Выбелены луной, непримиримые, он и она.

Их не отпустят, не выпустят… Всякая наша нежность,

Пролетев кометой через их чистилище, не оставив там ни следа,

Ни разбегающихся кругов – была бесформенной темнотой съедена,

И выключив свет, мы в пустоте их оставляли тогда.

А они из темноты, завистливые и бессонные,

Преследовали нас, отнимали обрывки сна…



Мы порой обнимались, как всякие влюблённые,

Но эти двое не обнимались никогда. И он и она

В жестоком тупике, чем-то настолько отягощённые,

Что мы себе казались пушинками, призраками: это они, а не мы

Были из плоти и крови. Над развалинами

Их любви мы казались небесными. Они, наверное, только мечтали

О нашем небе, едва различимом из их тьмы.



ПОЛНОЕ ПОГРУЖЕНИЕ



Старик, ты так редко всплываешь,

Только с прибоем гневным,

Когда море пеной холодной,



Белой пеной тебя одевает.

Борода – вверх и вниз, словно невод,

То провалы мелькают, то гребни –



А вокруг на многие мили

Твои волосы разметались.

В этих патлах запутан, хранится



Миф древнейший, невообразимый…

И приходится сторониться:

Ты плывешь, как тяжелый айсберг,



Глубоко погружённый в воду,

Неизвестно даже насколько…

Неизвестность всегда опасна!



Твой облик меняется, тает,

Если долго глядеть, то вот он,

Прозрачней, чем пар неясный.



И над рассветным морем

Твое появленье порою

Не верить меня заставляет



В то, что ты давно похоронен:

Это слухи, слухи! Пустое!

На лице глубокие складки,



Время с них стекает ручьями,

Время сбрасывает листву и

Бьют века по воде дождями.



Океанские водовороты,

Расправляясь со сваями неба,

Фундамент земли колышут;



За собою ты тянешь невод,

Выволакивающий со дна морского

Череп, локти, костяшки лодыжек…



Но никто, рассудок сохранивший,

Ниже плеч никогда не видал тебя,

А вопросов ты и не слышишь.



И чужую божественность тоже

Не признàешь… Бреду я по краю

Царства твоего. Я сухая.



Я изгнана, но за что же?

Мне густой этот воздух смертелен.

Помню ракушки на твоём ложе…



Мне водой бы дышать, отец!.



ЗЕРКАЛО


Я точное и серебристое,

и не знаю, что значит предвзятое

мненье. Ни любовью, ни отвращеньем

ничего не замутнив,

Всё, что вижу – немедленно проглатываю.

Мой взгляд не жесток: он просто правдив.



Я глаз прямоугольного маленького божка.

Почти всё время

противоположная стена в меня глядится.

Она в розовых пятнах.

Я долго смотрю на неё, пока

стена не покажется мне

собственной моей души частицей.

Но порой отделяют её от меня то темнота, то лица.



И вот я – озеро. Наклоняется женщина надо мной.

Она ищет свою сущность в моей глубине,

А потом отворачивается к этим лгунам,

к свечкам или к луне.

Но и тут я честно отражаю её,

повёрнутую ко мне спиной.

Нервными жестами и слезами она награждает меня.

Для неё так много я значу –

то приходит она, то уходит.

Её лицо сменяет темноту в самом начале дня.



Она во мне утопила девушку, и старуха,

с каждым днём все ясней,

выплывает теперь из меня,

как жуткая рыбина – прямо к ней.

---

1914 Дилан Томас

ХЛЕБ ПРЕЛОМИЛ Я

Хлеб преломил я – овсом был некогда хлеб,
Это вино в гроздьях нездешних лоз
Пело взахлёб;
Днём человек ли, ночью ли ветер – сшиб
В поле колосья, счастливые гроздья смял.

В этом вине летняя кровь лоз
Билась в ягодный мрак,
Рослый овёс
На ветру шелестел смеясь;
Солнце смял человек, ветер на землю сволок.

Плоть вы разъяли, пустили кровь,
Вены опустошены;
Колос и гроздь – никому невдомёк,
Что чувствует корень и претерпевает сок;
Вот вам моё: вина глоток, хлеба кусок.



И СМЕРТЬ НЕ УДЕРЖИТ СВОИХ ВЛАДЕНИЙ

И смерть не удержит своих владений.
Мертвецы, как один, отрясут свою ветхую плоть –
Войску ветра и закатной луны под стать,
Когда их чистые кости выступят в путь –
На локте звезда и у щиколотки звезда;
Их, безмозглых, достигнет благая весть,
Их, утопших, отринет морская вода;
Пусть любовники гаснут – не гаснет страсть;
И смерть не удержит своих владений.

И смерть не удержит своих владений.
Те, кто своё отлежал под изгибами толщ
В тени корабельных днищ;
Кто пляшет на дыбе, срывая жилу и хрящ,
Кто ремнем растянут на колесе;
Те, от чьей чистой веры осталась одна труха,
Кого прободает насквозь единорог греха, –
Встанут, разимые насмерть, неуязвимые все;
И смерть не удержит своих владений.

И смерть не удержит своих владений.
Больше не смеют им в уши чайки кричать средь зыбей,
И не взрывается на побережьях морской прибой;
Больше уже ни один цветок не позволит себе
В дождь запрокинуть голову под удары брызг;
Пусть каждый из них безмыслен и мёртв, как гвоздь,
Головы голых гвоздей собьются в цветущую гроздь;
Их в солнце вколотят – и солнце расколется вдрызг,
И смерть не удержит своих владений.

---

Кросс-пост

СОМНАМБУЛИЧЕСКИЙ РОМАНС

Любовь моя, цвет зеленый.
Зеленого ветра всплески.
Далекий парусник в море,
далекий конь в перелеске.
Ночами, по грудь в тумане,
она у перил сидела -
серебряный иней взгляда
и зелень волос и тела.
Любовь моя, цвет зеленый.
Лишь месяц цыганский выйдет,
весь мир с нее глаз не сводит -
и только она не видит.

Любовь моя, цвет зеленый.
Смолистая тень густеет.
Серебряный иней звездный
дорогу рассвету стелет.
Смоковница чистит ветер
наждачной своей листвою.
Гора одичалой кошкой
встает, ощетиня хвою.
Но кто придет? И откуда?
Навеки все опустело -
и снится горькое море
ее зеленому телу.

- Земляк, я отдать согласен
коня за ее изголовье,
за зеркало нож с насечкой
ц сбрую за эту кровлю.
Земляк, я из дальней Кабры
иду, истекая кровью.
- Будь воля на то моя,
была бы и речь недолгой.
Да я-то уже не я,
и дом мой уже не дом мой.
- Земляк, подостойней встретить
хотел бы я час мой смертный -
на простынях голландских
и на кровати медной.
Не видишь ты эту рану
от горла и до ключицы?
- Все кровью пропахло, парень,
и кровью твоей сочится,
а грудь твоя в темных розах
и смертной полна истомой.
Но я-то уже не я,
и дом мой уже не дом мой.
- Так дай хотя бы подняться
к высоким этим перилам!
О дайте, дайте подняться
к зеленым этим перилам,
к перилам лунного света
над гулом моря унылым!

И поднялись они оба
к этим перилам зеленым.
И след остался кровавый.
И был от слез он соленым.
Фонарики тусклой жестью
блестели в рассветной рани.
И сотней стеклянных бубнов
был утренний сон изранен.

Любовь моя, цвет зеленый.
Зеленого ветра всплески.
И вот уже два цыгана
стоят у перил железных.
Полынью, мятой и желчью
дохнуло с дальнего кряжа.
- Где же, земляк, она, - где же
горькая девушка наша?
Столько ночей дожидалась!
Столько ночей серебрило
темные косы, и тело,
и ледяные перила!

С зеленого дна бассейна,
качаясь, она глядела -
серебряный иней взгляда
и зелень волос и тела.
Баюкала зыбь цыганку,
ц льдинка луны блестела.

И ночь была задушевной,
как тихий двор голубиный,
когда патруль полупьяный
вбежал, сорвав карабины...
Любовь моя, цвет зеленый.
Зеленого ветра всплески.
Далекий парусник в море,
далекий конь в перелеске.

(с) Ф.Г Лорка

---

Сходил вчера на "Адмирала", раньше не получилось. Типичная лав стори, к истории имеющая отдаленное отношение.

---

Путь капли по стеклу и путь огня в лесу,
Путь падающих звезд в душе своей несу,
Путь горного ручья, бегущего к реке,
И тихий путь слезы, скользящей по щеке.

Путь пули и пчелы несу в душе своей,
Пути ушедших лет, пути грядущих дней;
Шаги чужих невзгод и радостей чужих
Вплетаются в мой шаг, и не уйти от них.

Пусть тысячи путей вторгаются в мой путь,
Но если бы я смог минувшее вернуть,—
Его б я выбрал вновь — неверный, непрямой:
Он мой последний путь и первопуток мой.

(с) В. Шефнер

---

1938 Венедикт Васильевич Ерофеев

— Так что же ты, Веничка, что же ты все-таки купил? Нам страшно интересно!
— Да ведь я понимаю, что интересно. Сейчас, сейчас перечислю: во-первых, две бутылки кубанской по два шестьдесят две каждая, итого пять двадцать четыре. Дальше: две четвертинки российской, по рупь шестьдесят четыре, итого пять двадцать четыре плюс три двадцать восемь. Восемь рублей пятьдесят две копейки. И еще какое-то красное. Сейчас вспомню. Да — розовое крепкое за рупь тридцать семь...
- Какая четкость мышления! И это — все? И это — все, что тебе нужно, чтобы быть счастливым? И больше ничего?
— Ну как, то есть, — ничего? — говорю я, входя в вагон. — Было бы у меня побольше денег, я взял бы еще пива и пару портвейнов, но ведь... Тут уж вы принимаетесь стонать.
— О-о-о, Веничка! О-о-о, примитив!..
Ну, конечно, все они считают меня дурным человеком. По утрам и с перепою я сам о себе такого же мнения. Но ведь нельзя же доверять мнению человека, который еще не успел похмелиться! Зато по вечерам — какие во мне бездны! — если, конечно, хорошо набраться за день, — такие бездны во мне по вечерам! Но — пусть. Пусть я дурной человек. Я вообще замечаю: если человеку по утрам бывает скверно, а вечером он полон замыслов, и грез, и усилий — он очень дурной, этот человек. Утром плохо, вечером хорошо — верный признак дурного человека. Вот уж если наоборот — если по утрам человек бодрится и весь в надеждах, а к вечеру его одолевает изнеможение — это уж точно человек дрянь, деляга и посредственность. Гадок мне этот человек. Не знаю, как вам, а мне гадок.
Конечно, бывают и такие, кому одинаково любо и утром, и вечером, и восходу они рады, и закату тоже рады — так это уж просто мерзавцы, о них и говорить-то противно. Ну уж, а если кому одинаково скверно и утром, и вечером — тут уж я не знаю, что и сказать, это ж конченый подонок и м...звон. Потому что магазины у нас работают до девяти, а Елисеевский — тот даже до одиннадцати, и если ты не подонок, ты всегда сумеешь к вечеру подняться до чего-нибудь, до какой-нибудь пустяшной бездны...

---

Об инвентаризации собак

Сегодня на работе проходила годовая инвентаризация имущества. Кладовщик у нас заядлый собачник, у него их штук 15. Так вот на меня напало шаловливое настроение и я предложил поставить будки и собак в подотчет. Идея вызвала бурный восторг и минут двадцать взрослые люди, у некоторых уже и внуки есть, дружно наносили номера на будки. Вопрос встал как клеймить собак, хозяин предложил наносить номера красящим маркером, звери были против. Начался всеобщий бег и суматоха. Вобщем повеселились на славу.

---

1870 И.А. Бунин

ОКТЯБРЬСКИЙ РАССВЕТ
Ночь побледнела, и месяц садится
За реку красным серпом.
Сонный туман на лугах серебрится,
Черный камыш отсырел и дымится,
Ветер шуршит камышом.

Тишь на деревне. В часовне лампада
Меркнет, устало горя.
В трепетный сумрак озябшего сада
Льется со степи волнами прохлада...
Медленно рдеет заря.


Шумели листья, облетая,
Лес заводил осенний вой...
Каких-то серых птичек стая
Кружилась по ветру с листвой.

А я был мал, — беспечной шуткой
Смятенье их казалось мне:
Под гул и шорох пляски жуткой
Мне было весело вдвойне.

Хотелось вместе с вихрем шумным
Кружиться по лесу, кричать —
И каждый медный лист встречать
Восторгом радостно-безумным!





Едем бором, черными лесами.
Вот гора, песчаный спуск в долину.
Вечереет. На горе пред нами
Лес щетинит новую вершину.

И темным-темно в той новой чаще,
Где опять скрывается дорога,
И враждебен мой ямщик молчащий,
И надежда в сердце лишь на Бога,

Да на бег коней нетерпеливый,
Да на этот нежный и певучий
Колокольчик, плачущий счастливо,
Что на свете все авось да случай.

---

Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.

(с) А.С. Пушкин

---

С улыбкой.

Первым котом, побывавшим в космосе стал ФЕЛИКС, запущенный ракетой-носителем «Вероника» с французского космодрома в алжирской Сахаре.
Наряду с героическими и драматическими эпизодами в истории освоения космоса есть и забавные. Французы, пытавшиеся претворить в жизнь собственную программу пилотируемых полетов, в качестве подобных животных избрали кошек, тогда как в Советском Союзе космическими первопроходцами были собаки, а в США — обезьяны. Трудно поверить, что столь независимые создания, как кошки, безропотно переносили все тяготы подготовки. Феликс был одним из 14 взятых с улицы в космический отряд животных. После голодной и бездомной жизни им были нипочем все испытания, а ведь их помещали в барокамеру, подвергали нагрузкам на центрифуге, то есть полному циклу подготовки настоящих космонавтов. Десятерых все же пришлось отчислить из отряда, так как они... слишком много ели. Соверши Феликс орбитальный полет — быть бы ему всемирно знаменитым. Но французская ракета лишь подняла его на 200-километровую высоту, как позже еще одного космокота. Вроде бы французским специалистам досталась бесценная информация, но в дальнейшем французские космонавты летали на орбиту на советских и американских кораблях.

---

Белый свет укроют облака
Осенним утром под ногами
Ковер опавших листьев.
Первый снег растает на руках
И время быстрыми шагами
Идёт куда-то вдаль.
Сны приходят к нам издалека.
И всё, что было между нами
Нам будет только сниться.
Я смотрю на осень, а пока
Мой город скованный делами
Хранит мою печаль.

День, осенний день
Несбывшихся желаний
И в окнах свет и поздний час.
И мы чего-то ждём.
И каждый раз осенний день
Приходит с опозданьем
И каждый раз скрывает нас
За снегом и дождём.
Я открою окна на рассвет.
Я так хочу увидеть лето
Вдали за облаками.
Может это правда, может нет,
Но где-то там весенним светом
Летит моя мечта.
Первый снег растает на руках
И я ловлю осенний ветер
Холодными руками.
Белый свет укроют облака,
А что осталось без ответа
Заполнит пустота.

День, осенний день
Несбывшихся желаний
И в окнах свет и поздний час.
И мы чего-то ждём.
И каждый раз осенний день
Приходит с опозданьем
И каждый раз скрывает нас
За снегом и дождём.
День, осенний день
Несбывшихся желаний
И в окнах свет и поздний час.
И мы чего-то ждём.
И каждый раз осенний день
Приходит с опозданьем
И каждый раз скрывает нас
За снегом и дождём.
И каждый раз скрывает нас
За снегом и дождём.

(с) С. Катин

---

Будем помнить!

Панихида по нападающему ХК "Авангард" Алексею Черепанову, трагически скончавшемуся в ночь с понедельника на вторник, состоится в среду 15 октября.

Траурная церемония пройдет на "Арене- Омск" , по адресу Лукашевича 35 с 10:00 до 13:00.

Церемония погребения начнется в 14:00.

Алексей Черепанов будет похоронен на Северном кладбище города Омска.

---

Погиб Алексей Черепанов

В понедельник у 19-летнего хоккеиста омского "Авангарда" Алексея Черепанова во время игры остановилось сердце, передает РИА Новости. В ходе матча Открытого чемпионата России против "Витязя" в подмосковном Чехове Черепанов столкнулся на льду с одноклубником, а затем на скамейке запасных потерял сознание. Врачи определили, что у игрока остановилось сердце, и Черепанова отправили в реанимацию, где он и скончался.

Я просто в шоке , не оказалось в наличии необходимого медицинского оборудования.