Дождь не может идти вечно (с)
***
Дай-ка выпьем без всякой причины.
Коньячок «Кенигсберг», капуччино,
затяжная московская грусть.
Трали-вали, шепчу, тили-тили.
Жаль, в кафешках курить запретили.
Никого я, старик, не берусь
наставлять. Сахарок размешаю.
Завершается жизнь небольшая.
И не то чтобы стал инвалид,
только музыка холодом веет
гробовым и сердечко черствеет —
ни любить, ни прощать не велит.
Это как-то неправильно, братцы.
Так у нас хорошо целоваться
на ветру, и страна широка.
Столько в ней кругляка и пшеницы,
Финских скал и колхидской денницы.
И откуда такая тоска?
Пар, корица. Салфетка на блюдце.
Пенка — прелесть. Сломаться, согнуться.
Нефть горящую мертвой водой
не зальешь. Даже тучи устали.
И отлит в оружейном металле
у метро боевик молодой.
26 июля 2015
Дай-ка выпьем без всякой причины.
Коньячок «Кенигсберг», капуччино,
затяжная московская грусть.
Трали-вали, шепчу, тили-тили.
Жаль, в кафешках курить запретили.
Никого я, старик, не берусь
наставлять. Сахарок размешаю.
Завершается жизнь небольшая.
И не то чтобы стал инвалид,
только музыка холодом веет
гробовым и сердечко черствеет —
ни любить, ни прощать не велит.
Это как-то неправильно, братцы.
Так у нас хорошо целоваться
на ветру, и страна широка.
Столько в ней кругляка и пшеницы,
Финских скал и колхидской денницы.
И откуда такая тоска?
Пар, корица. Салфетка на блюдце.
Пенка — прелесть. Сломаться, согнуться.
Нефть горящую мертвой водой
не зальешь. Даже тучи устали.
И отлит в оружейном металле
у метро боевик молодой.
26 июля 2015