Дождь не может идти вечно (с)
Не приезжай.
Тут и так достаточно снега.
Он висит в корзинах и смотрит
глазами убитых пленных.
Так повелел генерал Моралес,
бывший повстанец, а ныне
крутой диктатор.
И мы старались.
Немало наших погибло на этих сценах.
Режиссер командует "снято",
но ничего не снято.
Кардинал возглашает "свято",
но ничего не свято.
Все очень зыбко, неопределенно,
надвое сказано и непрочно.
С юга залетают крошечные шпионы,
с гор спускаются группы косматых рабочих.
Не приезжай.
Когда ты приезжала
на прошлой вакации,
вдруг зацвела кипенная акация
и белая вишня зрение поражала
не хуже самурайского кинжала,
и терн, колючий и наглый,
изъездил нам очи на школьных коньках,
и яблоня пылала как магний.
Вся долина была в лепестках,
и никто не мог знать,
побежден ли снег или нет.
Война тогда шла еще двадцать лет
между енотами и тапирами,
обезьянами, пумами и пиратами.
А ты ничего не знала
в своем Саратове
Тут и так достаточно снега.
Он висит в корзинах и смотрит
глазами убитых пленных.
Так повелел генерал Моралес,
бывший повстанец, а ныне
крутой диктатор.
И мы старались.
Немало наших погибло на этих сценах.
Режиссер командует "снято",
но ничего не снято.
Кардинал возглашает "свято",
но ничего не свято.
Все очень зыбко, неопределенно,
надвое сказано и непрочно.
С юга залетают крошечные шпионы,
с гор спускаются группы косматых рабочих.
Не приезжай.
Когда ты приезжала
на прошлой вакации,
вдруг зацвела кипенная акация
и белая вишня зрение поражала
не хуже самурайского кинжала,
и терн, колючий и наглый,
изъездил нам очи на школьных коньках,
и яблоня пылала как магний.
Вся долина была в лепестках,
и никто не мог знать,
побежден ли снег или нет.
Война тогда шла еще двадцать лет
между енотами и тапирами,
обезьянами, пумами и пиратами.
А ты ничего не знала
в своем Саратове