Дождь не может идти вечно (с)
голоса затворяя, как двери, за печальным, привычным собой,
постучу в эти тусклые вены, чтобы кровь отворилась судьбой,
где ты, сердца нелепый подсумок, заполняйся скорее до дна,
но молчит окружающий сумрак, и граница его не видна,
предвещаешь таким скрипачом нам, что разбиты колокола,
крутит черные ветви на черном предрассветного ветра юла,
только чудь, замолчавшая просто, только явь, рассказавшая быль,
и цветы сквозь коросту компоста, что любил, но когда-то забыл
говорите со мной, не шутите, так несложно слова произнесть,
и в зенит неподвижный летите, покидая насиженных мест,
и в глаза мои посмотрите, а не то я засну наугад,
и придется тогда маргарите отпускать на свободу фрегат,
голоса затворяя, я помню светлый полдень и солнечный дождь,
только время не чувствует полдня сквозь часы осторожных подошв,
все прости колокольному звону, даже сладкую изморось йот,
по траве, по земле, по живому, что само никогда не умрет
постучу в эти тусклые вены, чтобы кровь отворилась судьбой,
где ты, сердца нелепый подсумок, заполняйся скорее до дна,
но молчит окружающий сумрак, и граница его не видна,
предвещаешь таким скрипачом нам, что разбиты колокола,
крутит черные ветви на черном предрассветного ветра юла,
только чудь, замолчавшая просто, только явь, рассказавшая быль,
и цветы сквозь коросту компоста, что любил, но когда-то забыл
говорите со мной, не шутите, так несложно слова произнесть,
и в зенит неподвижный летите, покидая насиженных мест,
и в глаза мои посмотрите, а не то я засну наугад,
и придется тогда маргарите отпускать на свободу фрегат,
голоса затворяя, я помню светлый полдень и солнечный дождь,
только время не чувствует полдня сквозь часы осторожных подошв,
все прости колокольному звону, даже сладкую изморось йот,
по траве, по земле, по живому, что само никогда не умрет